Зимой растаману в Сибири не в кайф,
Где сансемилья? Где солнце и рэгги?
Bob Marley жил на Ямайке, и в этом был прав.
А я отчего-то в Сибири пускаю побеги.
Так же зимою в Сибири не в кайф хиппану.
Мерзнут, безбожно мерзнут, ноги и уши.
Он вышел на трассу, чтобы не идти на войну.
До вписки пятьсот километров и хочется кушать.
Мы два раздолбая, нам мороз нипочем,
Отсутствие хавки и прайса нас не стремает.
Мы идем вслед за Джа, Джа наш единственный дом,
Джа даст нам все, и нас эта вера спасает.

     Привет! Это мы, Santa и Паук. Вообще-то мы едем из Красноярска в Читу, но сейчас мы добираемся от трассы до вокзала города Тулун. Такая у нас с Пауком тактика: пока светло, мы идем по трассе, а когда начинает темнеть, пересаживаемся на собак, оленей и прочих железных друзей "вольно тусующихся раздолбаев".
      Настроение у Паука несколько минорное. Еще бы! До того, как нас подобрала "микра", мы часов пять простояли на морозе. На глухом повороте за Нижнеудинском. И хотя мы развели на обочине костер, все равно чертовски промерзли. Вот я и пою эту песню, чтобы хоть как-то улучшить его настроение. После третьего куплета Паук немного развеселился и начал подбирать на этот текст свою мелодию - моя ему почему-то не понравилась.

      В Краснояске я постучал в дверь клуба "Элберет".
      - Заходи, - дверь открылась, - меня Паук зовут.
      Через полчаса, когда меня напоили чаем, мы с Пауком уже вовсю болтали о трассах и играх.
      - Слушай, а куда ты сейчас едешь?
      - В Читу, вернее за Читу, в буддийскую общину.
      - Классно! А с тобой можно?
      - Конечно можно, Я полезных перспектив никогда не супротив:
      - Ты на трассу когда выходишь? Завтра утром? Черт, жаль:
      - А что такое?
      - Так: Дело одно обламывается. Я хотел в Абакан сгонять на пару дней в Абакан.
      - Какие проблемы, Паук! Давай сначала я с тобой в Абакан схожу, а потом ты со мной в Читу.
      На следующее утро мы поехали на "пару дней" в Абакан и вернулись оттуда :через неделю.

Четыре тысячи до дома,
Четыре тысячи до неба,
Четыре тысячи звезд,
Четыре тысячи глаз.
По весенней воде душу греет стакан,
На этот раз в Абакан.
Без холода и сна,
Весна.
Летела комета, махнула хвостом,
Приглашала в гости за серебром.
Только мне не надо, у меня все есть.
Эти звезды на небе, их не счесть:
По весенней воде душу греет стакан,
Кому куда, мне в Абакан.
Без холода и сна,
Весна.
Четыре часа разрыва.
Четыре часа полета.
Я возлагаю большие надежды
На крылья "Аэрофлота".
По весенней воде я потерял следы
И попал в капкан.
Четыре часа утра:
Я приехал в Абакан.

      Эту песню пел Alex, когда мы все вместе завалились в кафешку в Абакане.
      - О, хиппи, - обрадовались, сидевшие там молодые бритые люди, - "Рок-н-ролл этой ночью": А вот спойте-ка нам!
      И мы им спели. Червонец на пиво заработали. "По весенней воде." Ох, далеко нам до той воды, далеко!
      На выездном посту мы появились рано, часов в семь. Темно, мороз за тридцать, машин нет. Приходится все время забегать погреться в коммерческий ларек. После того, как мы почтили его своим присутствием раз пять, хозяйка его знает о нас все. Куда мы едем, как мы едем. Ее это само собой ужасает. Редкого цивильного человека не приведут в ужас два маньяка, добирающиеся в декабрьские морозы из Красноярска в Читу, и хозяйка чипка не стала исключением. Когда мы решили, что пора уже обратиться за помощью к дпсникам, чего я очень не люблю, и направились к выходу, она протянула нам пакет:
      - Держите, ребята, дорога у вас дальняя, пригодится:
      Мы поблагодарили, вышли и открыли пакет.
      - Лаваш!!! - это мой радостный вопль.
      - Прима!!! - а это уже Паук. Он без курева жить не может.
      Дпсники, по причине мороза из будки еще не показывались. Лишь один из них, очевидно, самый молодой, сметал снег с площадки перед будкой.
      - Здравствуйте, извините, пожалуйста, не могли бы вы нам машину застопить. Мы с другом в Читу добираемся, автостопом, вот уже два часа, как на трассу вышли, а до сих пор уехать не можем. А мы вам подметем все здесь:
      - Щас! Я и сам подмету, - отвечает постовой, - думаешь, я какого черта на мороз вылез и метлой махать начал? У нас там холодно, обогреватель накрылся, спираль лопнула, вот я и вышел погреться малость. Вам, что сразу до Читы?
      - Да нет, что вы! Хотя бы до Канска!
      Если у меня по непонятной причине долго не стопится, я обычно начинаю предпринимать решительные действия - идти пешком, докапываться до гаишников, заходить в придорожные кафешки. После того, как я начинаю моделировать таким образом ситуацию, она начинает изменяться к лучшему. Появляются на трассе нормальные драйверы, которые и забирают меня с дохлой позиции. Так и на этот раз, едва мы успели отойти от поста, как к нам подрулил "Москвич" и забрал нас до Березовки. Там мы долго не стояли и N часов спустя, сменив кучу локальных машин, оказались на выездном посту Канска.
      Дори, гнома из Омска, остановили дпсники, где-то на Урале, проверили ксиву и разговорились:
      - А кто такой драйвер?
      - Драйвер - это водитель, не любой, правда, а "правильный". Тот, который подвозит, или хотя бы как-то реагирует на твое присутствие. Покажет жестами, что мест у него нет, или едет он в другую сторону. А то многие проезжают, морда тяпкой, как будто меня и нет вовсе.
      - А ты знаешь, - смеются постовые, - как называются те, что не останавливаются? С драйверами, как ты их называешь, и нам проще и приятней общаться, они на трассе не в первый раз, знают, что к чему. Ты к нему, плати, мол, штраф, за то-то и то-то, а он тебя куда подальше посылает. А эти, которые от Пырьевки до Пырьевки едут, те просто убитые, с ними объясняться запаришься!
      - Верно. Я однажды в Ишиме сказал мужику на "шестере", что в Самару еду, на фестиваль Грушинский, так он на меня пару минут тупо пялился, а потом спрашивает:
     - А где это такое?
      - Во-во, и у нас с ними примерно такие же базары. Ну, так знаешь, как они называются?
      - ?
      - Водятлы. Не водители и не драйверы, а водятлы. Понял?
      Наступление темноты застало нас неподалеку от станции Тинской. Мы знамо дело, решили пересесть на собаку, тем более, что, судя по времени, они должны были еще ходить. Так оно и вышло, вписались мы в собаку до Тайшета. По дороге неплохо выспались, и, что было не менее приятно, согрелись. Но что ни говори, 370 км за день, даже учитывая, что нас двое, это мало. Ну да ладно. Попробуем увеличить расстояние между нами и Кырском с помощью детей Набу-Набу, то бишь поездов. С такими мыслями мы направились к расписаниям. Выбор у нас был невелик: скорый Челябинск-Чита, почтовик Москва-Владивосток, плюс великое множество товарняков. А как запасной вариант, утренняя собака до Нижнеудинска.
      Не люблю я вокзалы. Вокзал он и есть вокзал. Суета сует и все суета. Гопота кругом, кругом гопота. Единственное, что радует в сибирских гопниках, так это их патологическая вежливость. Прежде чем бить в морду, они обычно здороваются, обращаются на вы.

      Под Красноярском есть местечко Чернореченская. Занесло меня на вокзал оной станции часов в десять вечера. До утренней собаки девять часов, на улице метель страшенная, вылезать из сравнительно теплого вокзала и впрашиваться в поезда не хочется. Зал ожидания, как, впрочем, и сама станция небольшой, я в нем один сижу. В смысле сидел. Заваливается с платформы человек семь местных и начинают с удивлением меня разглядывать. Понятно, таких здесь еще не видели. Продолжаю писать письмо, как ни в чем не бывало.
      - Извините, пжалста, - поднимаю голову, все семеро стоят рядом, - мы тут с пацанами поспорили, вы что, типа художник?
      А я как всегда в черном берете, белом шарфе. У нашего народа, не избалованного высшим образованием, человек в берете ассоциируется только с художником. У кого кругозор чуть пошире, с Че Геварой. Я обычно, чтобы быстрее отстали, говорю, что художник. А тут отчего-то не стал.
      - Да нет, ребята, не художник. Я музыкант, песни пишу.
      - О, классно! Вы нам сейчас песню напишите! Музыку не надо, мы потом сами аккорды подберем. Вам полчаса хватит? А то нам уже уходить скоро.
      Опаньки. Чуть не встрял. Пишу я, значит, песню для ребят, а сам думаю: "Хорошо я не сказал, что художник, рисовать-то я не умею". Песню написал жалостливую, за любовь. Долго меня "пацаны" хвалили. Руку пожимали, понравилась им песня. Ну а как ушли они, расстелил я полиэтилен, спальник, да и спать лег.

На кухне "Геркулес" доели тараканы,
Пустых бутылок лес, немытые стаканы.
Гитара вновь не строит, истерты пальцы в кровь
За дверью ветер воет. Прощай, моя Любовь!
А ночью снег пойдет и станет белым город,
Я выйду из ворот, подняв повыше ворот.
Куда глаза глядят, по городу пойду,
Хочу забыть твой взгляд, хочу, но не могу.
Ладони площадей меня радушно встретят,
Я думаю о ней, единственной на свете.
На волосах моих, не тая, снег лежит.
Без милых глаз твоих, как мне на свете жить?
А утром я вернусь, меж спящими людьми.
Пройду и улыбнусь, да что ж я, черт возьми!
Включу холодный душ. Все расскажу воде.
И смоет душ, как чушь, всю память о тебе.

      Вот и в Тайшете к нам подвалила теплая компания человек в семь, и попросила, очень вежливо попросила, для них попеть. А нам что, жалко что ли? Чернореченская песня про "Геркулес" им тоже понравилась. Между песнями поспрашивали нас с Пауком за жизнь, за понятия. Хотел я их на денежку раскрутить, но не вышло.
      - Нету у нас денег, мы сами у вас спросить хотели, а вы уж поди и забыли. Когда их в последний раз в руках держали!
      И с челябинским, и с московским поездом мы обламываемся. Обошли все вагоны, со всеми переговорили, но вписаться так и не смогли. Что ж. Такова се ли ви. Придется искать будку путевых обходчиков и до утра в ней кашу варить. Сказано - сделано. Уже через полчаса блужданий по путям искомая будка обнаруживается. В будке - печка, доброжелательные обходчики. Все-таки хорошо быть научным путешественником! Бомжи, тюлени и глюки страдают от сквозняков и голода на вокзале, а мы с Пауком в теплой будке варим кашу. А я еще специально вожу с собой зимой маленькую миску, вода в которой долго не закипает, и горох, который долго разваривается. За те три часа, на протяжении которых варится каша, успеваешь и согреться, и пообщаться с хозяевами, и даже выспаться. Я, правда, время от времени выбегаю на мороз, чтобы попробовать вписаться в локомотивы товарняков, идущих на Восток, но, в конце концов, бросаю это гиблое дело, и, последовав примеру мудрого Паука, ложусь спать. Лишь утром, погрузившись в электричку и увидев там тех же самых людей, с которыми мы встречались еще в Тинской, мы понимаем, насколько распространен в народе способ перемещения в пространстве посредством этих самых электричек.
      К нам подходит парень, лет двадцати пяти, вещами не обременен, выражение лица глуповато-гоповатое.
      - К вам можно подсесть?
      - Конечно.
      - Я в Хабаровск еду, к брату. А вы тоже далеко?
      В ходе разговора выясняется, что зовут его Саша, едет он из города Томска, в котором на него охотилась чеченская мафия. Чем бедный Саша ей досадил, мы так и не поняли, но он нам понравился, и мы решили приобщить его к великому учению автостопа. Так что в благословенном городе Нижнеудинске мы вышли вместе, и втроем направились в сторону трассы. О ее местонахождении нижнеудинцы имели самое смутное представление. Каждый новый опрошенный излагал нам свою версию. Наконец нам удалось вычислить хотя бы примерное направление, в котором нам следовало двигаться, и мы побрели через огромный частный сектор, промзону и прочие прелести.
      У одного из зданий Сашка притормозил.
      - Чуете?
      - У меня насморк хронический, - говорю я, - я ничего не чую.
      - Пекарня, пекарня, там хлеба можно попросить, зайди, спроси, может, дадут, хотя бы булку. Я всегда во все пекарни захожу.
      Я подивился его продвинутости и зашел. Вышел я через две минуты со свежей буханкой. Идти стало веселее.
      До выезда оставалось чуть меньше километра, когда я обратил внимание на кафе, стоявшее на правой стороне дороги. Размеров оно было преизрядных, из чего я заключил, что во времена коммунистические там располагалась столовая.
      - Ну-ка, подождите малость, я сейчас к ним зайду.
      Ребята остались на улице, а я, как был, (чуть было не написал "в чем мать родила") в берете и с рюкзаком вошел внутрь. Навстречу мне вышел охранник.
      - Здравствуйте, извините, пожалуйста, у вас не найдется еды для голодных путешественников? (никогда нельзя конкретизировать. Если попросишь, хотя бы рубль, дадут именно рубль. Попросишь пару кусочков хлеба, дадут именно пару).
      Охранник молча удалился, по-видимому, в сторону кухни, и когда он достиг ее, оттуда донесся его озабоченный голос:
      - Там эта, турист с голода помирает.
      Посмотреть на "помирающего с голода туриста" собрался весь коллектив кафе. Самым последним вышел менеджер (так было написано у него на бейджике).
      - Те двое, что на улице с тобой? Зови их.
      Я спустился вниз и позвал Сашку с Пауком. Охранник показал нам каморку, в которой мы разделись и оставили рюкзаки. Затем нас провели в туалет, в котором имелась раковина, мыло и свежее полотенце. Мы с радостью воспользовались благами цивилизации, после чего, все тот же молчаливый охранник, провел нас в зал, и указал на столик, за который нам следовало сесть. За столиком неподалеку сидели три человека "грузинистого вида" (как сказал бы Антон Кротов).
      Дальше началось нечто из серии "наверное я умер, и попал в хипповской рай". Сначала нам принесли первое. Когда мы с ним расправились и, поблагодарив, встали, нас остановили:
      - Подождите, это не все.
      Мы сели. По Сашкиному лицу, который уже два дня ничего не ел, кроме нижнеудинской буханки хлеба, было видно, что он и на самом деле решил, что умер, и попал в рай. Нам принесли пюре с сосисками. Когда мы расправились и с ними, я, склонившись к столу, прошептал:
      - Не встаем, а вдруг они третье принесут.
      - Жирно будет, - выразил сомнение Паук, - но остался.
      Все та же, безумно красивая официантка, убрала посуду и принесла нам по чашке чая и дольке хлеба с маслом. У Сашки при виде такой роскоши, на глаза навернулись слезы.
      - Эй, братка, можно тэбя попросить?
      Я обернулся. Вопрос задал один из грузинистых людей, явно заинтересованный нашими скромными персонами, и возникшей вокруг них суетой. Я кивнул и подсел к их столику.
      - Вы кто?
      Следующие пять минут я рассказывал им кто мы такие. Глаза у них раскрывались все шире и шире, а на пятой минуте один из них раскрыл еще и кошелек. Вытряхнув оттуда всю мелочь, что там находилась, он протянул ее мне:
      - Бэри, вам еще далэко ехать, а мы дома.
      Я, конечно же, поблагодарил, мы допили чай, оделись, записали в "Книгу жалоб и предложений" свою благодарность и вышли на улицу. Я достал из кармана деньги и пересчитал. Двадцать рублей с копейками.
      - Держи, Сашка. Семь твоих и нам с Пауком тринадцать.
      - Спасибо, Santa, а что ты им сказал?
      - Правду.

Звякнул колокольчик на рюкзаке.
Мы, словно рыбы в трассе-реке.
Вот и наживка - красный "Камаз".
Клюем. Голосуем. Эй, вытащи нас!

      Далеко нам оторваться от города не удалось. Грузовик, в кузове которого мы ехали, прошел около тридцати километров и высадил нас на повороте в глухоманскую деревню с труднозапоминаемым названием, а сам направился в лес, забирать рабочих с лесоповала. Сначала мы не поняли в каком пуждуке мы оказались. ("Пуждук" на орочьем языке, пардон, задница). Машин от силы 5-6 в час, это еще ладно. Но мороз, вьюга и глухой лес кругом, вот это уже нехорошо.
      Мы само собой разошлись. Сашка ушел за поворот, а мы с Пауком заняли позицию перед оным. Когда часа через три мы вконец охренели от всего происходящего и разожгли костер, чтобы хотя бы согреться, я сходил за поворот, чтобы позвать Сашку. Его там уже не было. Порадовавшись за него, я вернулся к Пауку и мы принялись варить кашу в моей миске, естественно не гороховую, а пшенную. Я себе не враг, чтобы на костре, да в такой миске горох варить.
      Машины, изредка проезжавшие мимо нас, начали притормаживать, но все еще не останавливались. И вот, один драйвер не смог перебороть своего любопытства и остановился.
      - Вы что тут делаете, ребята?
      - Как что? Голосуем! Мы в Читу едем. Подбросите нас?
      - Я бы с удовольствием. Но у меня места на двоих нет. Одного возьму.
      - Да нет, спасибо, мы разделяться не будем. Может у вас найдется немного хлеба к нашей каше?
      - Конечно, - улыбается драйвер и дает нам буханку хлеба.
      Когда каша была сварена, и единственным источником света стал наш костер, подьехал микроавтобус "Мерседес" до Тулуна.

      За время этой поездки нам нередко приходилось бывать на различных вокзалах. Но больше всего нас порадовал вокзал города Хилок и объявление на его билетной кассе: "Касса закрывается за две минуты до прибытия ВСЕХ поездов". Когда мы с Пауком представили себе, как все поезда в мире, начинают прибывать в Хилок, нам стало дурно, и мы написали песню, такую же глючную, как это объявление.

До прибытия всех поездов
Без малого три часа
Машинисты гадают на розе ветров
И латают свои паруса.
Дежурный по станции смотрит вдаль,
Забравшись на виадук.
Цветут барбарис, жасмин и миндаль
И дети смеются вокруг.
До прибытия всех поездов
Осталось минут сорок пять.
В панике толпы вокзальных воров
Не знают, куда им бежать.
На их метанья взирают с улыбкой
Два или три мента.
Они давно прощают грехи и ошибки.
Зная, что все пустота.
До прибытия всех поездов
Осталась пара минут.
Кассиры закрыли дверь на засов
И водку стаканами пьют.
Над вокзалом кружится стая ворон,
Ожидая, чем кончится фарс.
Первый поезд приходит на пятый перрон:
Наступил ж\д декаданс.

      Что самое смешное, Сашка тоже обнаружился на вокзале. Он, недолго думая, на первой же застопленной машине приехал на ближайшую станцию и там сел в собаку, на ту самую, в которую мы могли бы сесть в Нижнеудинске. Единственным нашим утешением было то, что мы приехали на десять минут раньше электрички.
      Сашка отправился греться в котельную, а мы пошли впрашиваться в поезд Тайшет-Иркутск. Сашка этого делать не стал, по причине отсутствия паспорта. Он как-то побаивался людей в форме, пусть даже в железнодорожной.
      - Здравствуйте, это вы начальник поезда? Извините, пожалуйста, с вами можно сколько-нибудь в сторону Иркутска проехать? Мы без денег, на перекладных из Москвы в Читу добираемся в монастырь буддийский.
      - Садитесь. Чего уж там.
      - Здравствуйте. А можно и нам с вам в сторону Иркутска?
      Оборачиваюсь на голоса и вижу парня с девушкой. Лица знакомые: А, точно, в Тайшете виделись на вокзале. Ребята, очевидно, обратили внимание на наше "научное" поведение и решили последовать нашему примеру.
      - Так. И сколько вас там всего? - занервничал начальник поезда, - Вы, что, так и будете, как хоббиты по двое подходить?
      -А дядька-то продвинутый, - шепнул мне Паук.
      - Да нет больше никого, просто мы тоже далеко едем, в Улан-Удэ. И тоже из Москвы. Вот уже пятнадцатый день.
      - Садитесь. До Зимы, - устало машет рукой начальник, и мы грузимся в общак.
      Обожаю общие вагоны. Для меня, основным прилагательным, которое можно к ним применить, является "пьяные". Сколько раз я в них вписывался, столько раз либо был напоен, либо был свидетелем попоек. Так и на этот раз. Напротив нас сидят двое, судя по разговору, возвращаются с приисков. Золотоискатели. Радостно пропивают заработанное. Причем первый уже достиг такого состояния, что пить больше не в состоянии. Поэтому он лежит на верхней полке и лишь иногда с нее падает. Второй, наоборот, активен. Пьет, матерится и несет ересь. Паук достает из чехла гитару, начинает играть, я, пользуясь случаем, пишу письмо Скади в Омск. На дебошира мы внимания не обращаем. Ну, пьян человек, ну матерится: Нехорошо, конечно, но мы уже привыкли.
      Полину из Свердловска однажды бандиты подвозили. Она собиралась пройти по мосту в Пытьяхе. Идет она себе, никого не трогает, и вдруг рядом машина останавливается. Иномарка. Движение весьма оживленное, поэтому сразу же выстраивается огромный хвост. Драйвера возмущенно сигналят, а из иномарки высовывается "браток":
      - Ты че... совсем... на ..., по мосту, а? Тут,..., машины, ... и ващще, опасно! Садись на ... в тачку, сестренка.
      - Интонации в голосе вроде бы заботливые. Села Полина к ним, перевезли они ее через мост и высадили, а сами по своим делам поехали. Полина потом говорила:
      -Они матом не ругались, они на нем разговаривали.
      Нам-то что, а вот попутчику нашему Валерке, матершина золотоискателя, явно не дает покоя:
      - Вы бы хоть постеснялись немного. Рядом женщины едут, дети!
      - Да пошел ты на ...!
      В таком духе они общались около получаса. Достали всех. И женщин и детей, и даже нас с Пауком. Золотоискатель не выдержал первым. Он отхлебнул из горла и спросил у Валерки:
      - Можно я еб..?
      Он кивнул, подумав, что "еб..", это то же самое, что и "выпью", но ошибся. Мужик взял поллитру и еб.. ею Валерку по голове. Валерке повезло, что я в тот момент тоже стоял. Поэтому бутылка сначала чиркнула по моей голове, а затем, уже несколько снизив скорость добралась до его. Что тут началось! Крик, гам! Второй золотоискатель, в очередной раз свалившись с верхней полки, проснулся и силится разобраться в сложившейся ситуевине. Проводница убегает и возвращается с начальником поезда и дежурным милиционером. Страж порядка в некотором недоумении. Кого хватать? Каждый вокруг свое кричит. Кто прав? Кто виноват? Помог ему разобраться сам дебошир. Решив, очевидно, что я из одной шайки с Валеркой, и что мне досталось мало, он размахнулся, и со всей дури дал в нос милиционеру. Ну, не виноватый я! Он сам пришел, и у меня за спиной встал. А я увернулся и...
      Увел он бедолагу, но некоторое время спустя, вернулся:
      - Кто из вас свидетели происшедшего?
      Народ сделал вид, что пейзаж за окном в три часа ночи очень красив, и не удостоил его ответом. Лишь Паук посмотрел на меня и нерешительно произнес:
      - Ну, наверное мы:
      - Замечательно! - обрадовался мент. - Я вам сейчас бумагу принесу, напишите, как дело было.
      Я написал примерно следующее: "Мужчина же, ударивший несколько позднее по лицевой части головы пришедшего, опять-таки несколько позднее блюстителя порядка, на замечания мужчины, впоследствии пострадавшему от удара бутылкой, отвечал лишь нецензурной, я бы даже сказал, площадной бранью. По истечении тридцати трех минут их активного общения, первый мужчина схватил бутылку и хватил ею второго мужчину по части головы, покрытой волосяным покровом.. Первый был явно нетрезв, о чем нетрудно догадаться, обратив внимание на тот факт, что бутылка была недопита. Ни у одного трезвого человека рука на такое не поднимется. Поллитру разбить? Вдребезги? Да я тебя!:" и т.д..
      Паук писал что-то в том же духе. Уклонившиеся пассажиры от души веселились, читая написанное нами, заглядывая нам через плечо. В смысле через плечи. Сдав писанину проводнице, мы еще немного побренчали на гитаре, и стали собирать вещи, ибо подьехали мы уже к станции Зима, до которой нам разрешил доехать добрый начальник поезда. Но тут восстал из пепла и праха второй золотоискатель, и, загородив нам проход своей тщедушной фигурой, сказал:
      - Мужики, вы щас никуда не выйдете отсюда, это я вам говорю, мужики!
      Ну вот, начинается, - подумал я, - кровная месть, глаз за глаз и все такое.
      - А почему это мы не выйдем? - поинтересовался Паук, - снимая с плеча гитару.
      - А п-патаму шта я вам щас билеты до Иркутска куплю. Играйте дальше.
      После этих слов мы с Пауком так и сели. Загадочна ты русская душа!
      Второй золотоискатель ушел, отыскал начальника поезда, заплатил за нас по сорок рублей и лег спать обратно. До этого он успел покормить нас, чем было, налить грамм сто на двоих, дал пачку "Примы", червонец и свой Иркутский адрес.
      В общем, дорога от Краснояска до Иркутска была не дорогой, а песней. И не просто песней, а рэгги. Зимним рэгги двух вольно тусующихся раздолбаев Паука и Санты.

Рэгги в Сибири, на трассе зимой.
Я хочу быть с тобой, и я буду с тобой.
Рэгги в Сибири, на трассе зимой.
Джа нам поможет вернуться домой.

      Кстати, до монастыря мы доехали, а потом благополучно вернулись домой. По дороге в монастырь Паук отморозил нос, а потом продал меня за два кило картошки проводницам в поезде "Владивосток-Москва". В Улан-Удэ мы на областном радио интервью давали, а на "Европе Плюс" в той же Улановке пиво пили, и много чего еще смешного и интересного с нами приключилось. Но об этом как-нибудь в другой раз.
      Спасибо все! Джа даст нам все! У нас больше нет проблем!